Некролог

Умерла Татьяна Борисовна Любимова (7 июля 1941 г. — 7 мая 2020 г.). Я лично знала ее с 1973 г., когда мы, бывшие сотрудницы двух разогнанных секторов академических институтов — она из сектора Ю. А. Левады Института конкретных социологических исследований АН СССР и я из сектора М. Я. Гефтера Института всеобщей истории АН СССР, — одновременно пришли в редакцию издательства «Прогресс», которой руководил Лен Карпинский. Вместе делали для Англии книгу «Наука и нравственность» в сильно расширенном варианте — не в том, что видел русский читатель. Затем она — к счастью, до ликвидации редакции — ушла в Институт философии, где работала до последних дней и с полной отдачей сил.

Татьяна Борисовна окончила Московский архитектурный институт, затем работала во Всесоюзном научно-исследовательском институте технической эстетики, через который впоследствии прошли многие из тех, кто по каким-то причинам временно оказался за пределами профессии, насколько помню, Генисарецкий, Эрик Юдин, который привел туда и меня. Но рано заинтересовалась социологией и методологией, ходила на семинары к Г. П. Щедровицкому, отдушиной же стал сектор Ю. А. Левады в ИКСИ, который был ее воспитателем философии. Об этой воспитательной деятельности она вспоминала часто, с удовольствием и признательной любовью.

Это редкий случай, когда человек стремился досконально и беспристрастно узнать то, что попадалось в уши, на глаза, на ум. Но если это оставалось в ушах, глазах, голове, то оставалось там надолго и пристрастно. Так она относилась к восточным (индийским) учениям о душе. Эта проблема интересовала ее больше всего. Конечно, проблемы метафизики. Конечно, проблемы традиции, в том числе Единой Духовной Традиции Рене Геннона, 13 книг которого она перевела. Но это иная Традиция — «не экзотизм, это очень глубокий и неразгаданный процесс». Один пример: понятие незнания. Для западного человека незнание — то, до чего еще не коснулось знание. Для представителя Традиции незнание — «оболочка, закрывшая от человечества возможность истинного знания» («Традиция и контртрадиция». М., 2019. С. 13). Можно возразить: в западном мире были периоды (средневековое мышление), когда схоже подходили к традиции. Но такое сравнение — следующее дело, неслучайно речь идет о Единой Духовной Традиции. Ее надо было исследовать досконально. Когда мы уже в последние два года после ставшего традиционным чаепития в Институте ехали на машине к ее дому, мы часто об этом говорили, и она рассказывала свои и не свои версии, мог ли, например, Мирча Элиаде стать брахманом или нет. Важно было показать нынешнее различие, современное иное, не дающее покоя европейскому мышлению и заставившее его критически посмотреть на себя и в свою очередь обратиться к нелинейному мышлению.

            Она изучала, можно сказать, «социальную природу религии» (название книги Левады), разного рода религиозные представления о душе и о «вертикальных» способах передачи знания, не от отца к сыну, что представляет собой информирование, а непосредственно от истины, которая заключена в самом этом конкретном человеке. Ходила на собрания разных конфессиональных групп. На одно из них — кришнаитов — мы ходили вместе, но меня это не увлекло. Она же подвергала себя разным экспериментам: ночью ходила одна на кудыкину гору, испробовала то-то и то-то… И особо надо отметить ее любовь к музыке, которую она считала началом начал и основой основ. Вовсе не случайно в день, когда ее нашли умершей, на столе работал компьютер, и звучала музыка. Об этом она писала в одной из последних статей об Андрее Платонове

Она работала, невзирая на лица и мнения. Первую диссертацию «Проблемы нормативности ценности в философии и социологии» защитила в Институте философии в 1975 г. Когда в 1978 г. стала защищаться и я в МГПИ у Готта, и мне поставили жесткое условие иметь оппонентом такого-то, а он отказался, потому что не слишком понимал Библера и библеровцев, она помогла с выбором оппонента. Сама работала в секторе эстетики у Овсянникова, о котором бережно хранила память.

Докторская диссертация первоначально была отвергнута, и вовсе не по «профессиональным» причинам. Она вновь защитила ее («Категория трагического в эстетике») в 1991 г. Но ведь незащиту надо было пережить! Пережила с неженским мужеством.

С 2001 г. выпускала сборник «Ориентиры…» (вышло девять выпусков; примерно с этого же времени начала переводить Р. Геннона и писать о нем). Эти выпуски посвящены проблемам искусства как ориентирам многообразных проявлений духовной жизни, его соотношениям с наукой, философией, психологией и метафизикой; соотношениям метафизики, антропологии и разных традиций, различным аспектам изучения идеологических процессов. Входила в состав Экспертного совета по проведению конкурса «Лучшая книга Института». В последнее время активно участвовала в круглых столах, посвященных А. П. Огурцову, в конференциях, например, посвященных Андрею Платонову. Ее монографии (их четыре: «Трагическое как эстетическая категория». М., 1985; «Комическое, его виды и жанры». М., 1990; «Бесконечный лабиринт». М., 2008; «Философия и контртрадиция». М., 2019) всегда выделялись своей исключительной индивидуальностью. К последней я имею прямое отношение, поскольку она публиковалась в издательстве «Голос». Работали четко, слаженно, заинтересованно. И понятно: в ней ставится исконный вопрос философов о том, что такое философия. И отвечают они разными словами примерно одно: «Философия — свое собственное проклятие, и ничто не сможет сравниться с ней в этом. Вот она начинает свои поиски, будит ожидания и вдруг возвращается назад, чтобы сказать, что снова ничего не получилось». Это не пессимистическое заключение, это ориентир на упорный труд начинания. То, что определяло и философию Татьяны Борисовны.

Я горюю потому, что ее с нами нет.

Я счастлива, потому что она была — живая и во плоти. Сейчас — читать.

Светлана Неретина